«Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана;
Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя;
Но остался влажный след в морщине
Старого утеса. Одиноко
Он стоит, задумался глубоко,
И тихонько плачет он в пустыне»
М. Ю. Лермонтов
На груди утеса-великана;
Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя;
Но остался влажный след в морщине
Старого утеса. Одиноко
Он стоит, задумался глубоко,
И тихонько плачет он в пустыне»
М. Ю. Лермонтов
Из детства, не обременённого чтением большого количества книг, особенно выходящих за рамки общеобразовательных, да и те, которые были общими, были или прочитаны через строку или поняты таким же образом.
И лишь одна, прочитанная вскользь, дала пищу для мозга на долгие годы, та, которая часто и часто заставляла понять один не понятый эпизод из книги Анатолия Приставкина «Ночевала Тучка золотая». Один эпизод, который я до 40 лет не мог понять, но чувствовал где-то там внутри себя, что он очень правильный, что это и есть правильно, но это правильное почему-то далёкое, непостижимое мною и простое, тем более всё моё и окружающее меня естество считало иначе.
Книга о судьбе двух маленьких братьев Сашки и Кольке Кузменышах, живущих в военное время, у которых было своё детское видение происходящего, были свои детские планы по выживанию во всём происходящем и враждебном вокруг, у них была настоящая любовь в те кошмарные и жестокие времена. Их отправили из детского дома на Кавказ вместе с другими, туда, где одного из них жестоко убили местные жители, распяли. Брат, одинокий, беззащитный маленький ребёнок, вез похоронить своего убитого брата на санках и рассуждал, беседовал с ним умершим:
… Он говорил ему: «Вот видишь, как вышло, что я тебя везу. А раньше-то мы возили друг друга по очереди. Но ты не думай, я не устал, и я тебя доставлю до места. Может, ты бы придумал все это лучше, уж точно. Ты всегда понимал больше моего, и голова у тебя варила быстрей. Я был твоими руками и ногами в жизни — так уж нам было поделено, — а ты был моей головой. Теперь у нас с тобой голову отсекли, а руки и ноги оставили… А зачем оставили-то?»…
…«Вот, — сказал, — небось сам слышал, как солдаты, наши славные боевые бойцы, говорили… Едут чеченов убивать. И того, кто тебя распял, тоже убьют. А вот, если бы он мне попался, я, знаешь, Сашка, не стал бы его губить. Я только в глаза посмотрел бы: зверь он или человек? Есть ли в нем живого чего? А если бы я живое увидел, то спросил бы его, зачем он разбойничает? Зачем всех кругом убивает? Разве мы ему чего сделали? Я бы сказал: „Слушай, чечен, ослеп ты, что ли? Разве ты не видишь, что мы с Сашкой против тебя не воюем! Нас привезли сюда жить, так мы и живем, а потом мы бы уехали все равно. А теперь, видишь, как выходит… Ты нас с Сашкой убил, а солдаты пришли, тебя убьют… А ты солдат станешь убивать, и все: и они, и ты — погибнете. А разве не лучше было то, чтобы ты жил, и они жили, и мы с Сашкой тоже чтоб жили? Разве нельзя сделать, чтобы никто никому не мешал, а все люди были живые, вон как мы, собранные в колонии, рядышком живем?“»…
Вот это его мысленное обращение к убийце родного брата, единственного близкого человека во всём мире, его второй половинки, оно во мне по сегодняшний день живёт, оно же очень верное, оно очень простое, в нём всё логично, в нём всем всё должно быть понятно, там нет ничего витиеватого.
Прожил до сорока, часто вспоминаю, очень часто, ещё более с того момента, когда хоронили первого одноклассника, погибшего там же, с которым только вот общались и вдруг всё так, как и не снилось. Прожил и вроде что-то понимаю и ничего не стало понятно больше чем этому мальчишке. Кроме того, что оказывается у общества есть куча объяснений такому зверству и тому что сказал маленький мальчишка, такое невозможно, такое не нужно людям, такое людям не хочется и большинство хочет совершенно другого, иначе не было бы всё вокруг так как есть сегодня и вчера.
Книга о судьбе двух маленьких братьев Сашки и Кольке Кузменышах, живущих в военное время, у которых было своё детское видение происходящего, были свои детские планы по выживанию во всём происходящем и враждебном вокруг, у них была настоящая любовь в те кошмарные и жестокие времена. Их отправили из детского дома на Кавказ вместе с другими, туда, где одного из них жестоко убили местные жители, распяли. Брат, одинокий, беззащитный маленький ребёнок, вез похоронить своего убитого брата на санках и рассуждал, беседовал с ним умершим:
… Он говорил ему: «Вот видишь, как вышло, что я тебя везу. А раньше-то мы возили друг друга по очереди. Но ты не думай, я не устал, и я тебя доставлю до места. Может, ты бы придумал все это лучше, уж точно. Ты всегда понимал больше моего, и голова у тебя варила быстрей. Я был твоими руками и ногами в жизни — так уж нам было поделено, — а ты был моей головой. Теперь у нас с тобой голову отсекли, а руки и ноги оставили… А зачем оставили-то?»…
…«Вот, — сказал, — небось сам слышал, как солдаты, наши славные боевые бойцы, говорили… Едут чеченов убивать. И того, кто тебя распял, тоже убьют. А вот, если бы он мне попался, я, знаешь, Сашка, не стал бы его губить. Я только в глаза посмотрел бы: зверь он или человек? Есть ли в нем живого чего? А если бы я живое увидел, то спросил бы его, зачем он разбойничает? Зачем всех кругом убивает? Разве мы ему чего сделали? Я бы сказал: „Слушай, чечен, ослеп ты, что ли? Разве ты не видишь, что мы с Сашкой против тебя не воюем! Нас привезли сюда жить, так мы и живем, а потом мы бы уехали все равно. А теперь, видишь, как выходит… Ты нас с Сашкой убил, а солдаты пришли, тебя убьют… А ты солдат станешь убивать, и все: и они, и ты — погибнете. А разве не лучше было то, чтобы ты жил, и они жили, и мы с Сашкой тоже чтоб жили? Разве нельзя сделать, чтобы никто никому не мешал, а все люди были живые, вон как мы, собранные в колонии, рядышком живем?“»…
Вот это его мысленное обращение к убийце родного брата, единственного близкого человека во всём мире, его второй половинки, оно во мне по сегодняшний день живёт, оно же очень верное, оно очень простое, в нём всё логично, в нём всем всё должно быть понятно, там нет ничего витиеватого.
Прожил до сорока, часто вспоминаю, очень часто, ещё более с того момента, когда хоронили первого одноклассника, погибшего там же, с которым только вот общались и вдруг всё так, как и не снилось. Прожил и вроде что-то понимаю и ничего не стало понятно больше чем этому мальчишке. Кроме того, что оказывается у общества есть куча объяснений такому зверству и тому что сказал маленький мальчишка, такое невозможно, такое не нужно людям, такое людям не хочется и большинство хочет совершенно другого, иначе не было бы всё вокруг так как есть сегодня и вчера.
Community Info