Каждое  рабочее утро Натальи начиналось одинаково: разномастный дамский  коллектив приглаживал «перышки», обсуждал новости, обменивался сплетнями  и планами на день.
    Припоздав, Наталья влетела в офис, и,  пробираясь к своему столу, прислушалась к низкому с придыханием голосу  Юлии Сергеевны:
   — Она с маленьким-то, с Мишуткой, возится. Тот  хорошенький, как кукленочек. Так и хочется его потискать. А второго,  Ваську, ему четыре, она ненавидит. Ненавижу, говорит, раздражает он меня  и все!

  — Но зачем она Ваську взяла, раз душа к нему не лежит?
   — А там не спрашивали: нравится — не нравится. Берите, каких даем!
   — Как кур в совковом магазине!? Безобразие! — пробасила из угла кадровичка.
   Наливаясь праведным гневом, женщины согласно закивали.
   —  Я бы не смогла чужого ребенка воспитывать, — честно призналась Наталья,  — столько терпения надо! Тут свои - то иногда так выведут...  Усыновители — святые люди! У меня знакомые усыновили мальчика, ему месяц  всего был. Сейчас у них уже внуки растут! А вот про попечительство даже  не знаю, что и сказать…Как можно брать ребенка лишь на время? Ведь не  вещь в прокате взять! Эта тетка его хоть не бьёт?
   — Нет. Она его по-другому наказывает. Песенку помните: трусишка зайка серенький под елочкой скакал...
   — И что?
   —  Она его заставляет ручки перед грудью сложить и прыгать, как зайка.  Иногда голышом. Правда, сама хвасталась, как здорово придумала.
   — А вы что? Она же садистка!
   —  А что я... Пожурила её, конечно, да кто меня, соседку, слушать будет.  Ладно. Так несчастному дитю все равно лучше, чем в детском доме.
   — Ну, уж нет!
   — А может и вправду — лучше?
   — Да о чем вы говорите! Надо прекратить эту дикость. Ей нельзя доверять детей! — встряла молоденькая практикантка.
   —  Надо, да кому охота связываться. Думаете, только с приемными детьми так  обращаются? — придвигая к себе папку с документами, вздохнула Наталья.
   —  Приемышей заберут — на что она жить будет? Без образования куда  устроишься? Только в технички. А она еще весной мебель в кредит купила.
   — Да как ей вообще позволили ребятишек взять?
   —  Ну, поглядели, наверно: не пьет, не тунеядничает, дома чисто. Если  начнут строго претендентов отбирать, так и детей некуда будет  пристроить.
   — А муж у садюги есть?
   — Есть. Вахтует, да толку мало: больше проедает, чем домой привозит. Так что приемные мальчишки им большое подспорье.
   Юлия Сергеевна утерла платочком раскрасневшееся лицо. Появление начальницы положило конец дебатам.
    Неделю  Наталья была сама не своя. С Юлией Сергеевной она работала больше  двадцати лет и знала, что бесхитростная добродушная женщина клеветать на  соседку не станет. На предложение, "сообщить куда следует", коллега  ответила категорическим отказом: портить отношения с соседкой она не  собиралась.
   "Что делать? Оставить все как есть?" — терзалась  Наталья. Ей вспомнился мальчик, с которым она ходила в одну садовскую  группу. Худющий, стриженный налысо, весь какой-то замурзанный, он часто  писался во время тихого часа. Обнаружив сырую постель, вальяжная,  холеная воспитательница злобно кривила ярко накрашенные губы,  выволакивала бедного Генку на середину группы, с гримасой отвращения  сдергивала с него мокрые трусики, и оставляла стоять до полдника. Свесив  голову на грудь, несчастный малыш дрожал, и, не смея зареветь в голос,  тоненько скулил. Кое-кто из детей смеялся и тыкал в него пальцем, но  большинство пугливо молчало, в том числе и Наташа. Потом, лет через  пять, она узнала, что Генкины родители были алкоголиками. Может, поэтому  воспитательница совершенно не боялась выставлять Генку на посмешище. А  вдруг она искренне считала свой воспитательный трюк лучшим средством от  энуреза? Где теперь изобретательная горе-педагогиня и что стало с  Генкой…
    А что будет с Васькой? Чем аукнется ему  «зайка-наказайка»? Наконец, после мучительных раздумий, Наталья набрала  номер из справочника:
   — Ало? Это отдел опеки и попечительства?